Штамп самый главный, самый распространенный и самый неприятный – это убеждение, будто концепция Москвы как Третьего Рима была концепцией политической, даже внешнеполитической, то есть она якобы оправдывала претензии русских государей едва ли не на мировое господство. На одной из площадей Рима, неподалеку от Капитолия, находится карту древней Римской империи. Это вертикальная стена, на которой разными цветами рельефно изображены последовательные завоевания Римской империи. На самом деле, если реально искать в "первом" Риме то, что предвозвещало "третий", находилось в историософском соприкосновении с ним, то это будет не карта роста Римской империи, а совсем другой римский памятник. На Капитолийском холме, слева от здания Капитолия (если смотреть снизу) стоит церковь Санта Мария ин Арачели.
Она была основана в VI веке на месте, где, согласно легенде, император Август получил пророчество одной из сивилл: когда она говорила, императору явилось чудо, небесное явление Богородицы с Младенцем на руках. В основе этой легенды был текст Евангелия от Луки (Лк 2:9), рассказывающий о том, как двигалось в Вифлеем Святое Семейство, чтобы принять участие в объявленной Августом переписи населения. Именно этот образ из царства "первого" Рима вдохновил старца Филофея, когда он писал о "третьем", о чем я еще скажу. Речь идет об Августе – создателе империи, властелине вселенной, и об Августе, царство которого почтил Своим Рождением в его пределах Спаситель, где свершилось Воплощение Слова.
Возвращаясь к штампам в интерпретации Третьего Рима, следует сказать и о том, что возникшая в XVI веке концепция Третьего Рима якобы была тщательно и подробно разработанной доктриной, неким "программным документом", охватывающим все стороны жизни. Разновидность этого штампа имеет прямо противоположный смысл: "учения" Филофея вовсе и не было, он написал всего две-три строчки, известные всем ("два Рима пали..."). Так утверждать могут лишь те, кто его посланий не читал. Величественные построения Филофея – айсберг, точнее, его видимая часть. А подводная, глубинная основа – его знание священных и святоотеческих текстов разных веков. Но он открыл нам лишь свои выводы из них, расположив их на верхушке айсберга. Весьма распространен и третий штамп – о значении брака Ивана III с Софьей Палеолог и о теме "византийского наследия" в идее Третьего Рима, а более точно – о подмене "третьего Рима" "вторым Константинополем", о чем тоже речь впереди.
Действительно, существует послание старца псковского Елеазарова монастыря Филофея, написанное около 1523–1524 года и адресованное великокняжескому дьяку в Пскове, Мисюрю Мунехину (Оригиналы сочинений ни Филофея, ни Максима Грека неизвестны – есть лишь сочинения, которые преподобный Максим правил своей рукой. Это касается большинства источников XVI–XVII веков – они сохранились благодаря усилиям переписчиков. Поэтому всегда необходимо исследовать, насколько авторитетна та или иная рукописная копия, насколько близка она к оригиналу). Это был представитель центральной власти в Пскове, присоединенном незадолго до этого. А непосредственным поводом к написанию послания стали распространявшиеся тогда астрологические предсказания о якобы предстоящем в 1524 году новом всемирном потопе – точнее, о предстоящем глобальном изменении ("пременении"), которое было истолковано как потоп.
Предсказание это пришло на Русь с Запада, оно было напечатано в астрологическом альманахе, изданном в Венеции в конце XV века и многократно переиздававшемся. Ужас охватил города Европы, а наиболее предприимчивые даже начали строить ковчеги. Эти предсказания пришли и на Русь, внеся беспокойство в церковные и правительственные круги. Естественно, требовалось их опровергнуть. Два образованнейших человека того времени, афонский монах Максим Грек и псковский монах Филофей писали такие опровержения. Но каждый – по-своему. Максим Грек подошел к проблеме с богословских позиций. Он противопоставил астрологическому детерминизму тезис о свободе воли человека и о Божественном Промысле, который направляет всю жизнь человечества. Это не оставляет места влиянию небесных тел. Судьба человека определяется его свободным выбором, а не планетами и звездами. Старец Филофей строил опровержение иначе. Он тоже коснулся темы звезд, но отмел ее небрежным замечанием: "Сия вся кощуны суть и басни". Главное он видел в причинах тех изменений, что происходят в истории стран и народов. Свершилось главное "изменение": к Руси перешла функция неразрушимого христианского Ромейского (Римского царства. Царства, которое возникло в эпоху Августа, во времена земной жизни Спасителя, и потому новых глобальных перемен не будет. Его построение находится в русле средневековых эсхатологических учений, предстает как историософия того времени, вовлекающая в свою орбиту разнообразные события и факты Священной и мировой истории. Он произнес пророчество о будущем России, перевел "стрелки" и направил в ее сторону гораздо более древнее пророчество, восходящее к ветхозаветным текстам, о Римской-Ромейской империи как последней империи, которой предстоит существовать до скончания мира. Факт ее существования является гарантом продолжения земной истории человечества, длительности исторического времени до "исполнения сроков". Вероятно, ему было известно толкование святителя Иоанна Златоуста, который так комментировал известное место из Второго послания к фессалоникийцам апостола Павла об "удерживающем" (2 Фес 2:7): "Когда прекратится существование Римского государства, тогда он (антихрист) придет. И справедливо, потому что пока будут бояться этого государства, никто не подчинится антихристу, но после того, как оно будет разрушено, воцарится беззаконие, и он будет стремиться похитить всю – и человеческую, и божескую власть". По логике этого толкования, Римско-Ромейское царство служит залогом нерушимости, не допускающим того глобального "изменения, пременения и преиначения", о котором говорит астрологическое предсказание. Филофей производит операцию переименования "царства нашего государя" в Ромейское царство, исходя из факта падения и "старого", и "нового" Рима.
Ромейское царство трижды упомянуто в послании 1523–1524 гг., и это – его ключевые фрагменты.
В первый раз говорится о неразрушимости царства: "Ромейское царство неразрушимо, ибо Господь записался в римскую власть". Это утверждение основано на том же тексте Евангелия от Луки (Лк 2:1-5), что и упомянутая ранее легенда о чудесном явлении Богородицы с Младенцем императору Августу. Христианский автор VI века Козьма Индикоплов в толковании этих стихов пишет о том, что Римская империя выполнила роль "слуги Христова строения". По словам участников римского Семинара К. Пицакиса и Г. Подскальского, "Ромейское царство", упомянутое у Козьмы Индикоплова, "представляет собой то нисходящее с небес вечное царство, которое мистически заключается в лоне языческой империи и приходит вместе с ней", "царство, имеющее тот же возраст, что и Христос".
Во второй раз Ромейское царство упомянуто, когда отвергаются претензии "латинян" на римско-ромейское имя; "падение" первого ("старого") Рима у него означает не военно-политические события V века, захваты Рима варварами, но "отпадение" от истинной веры в результате разделения церквей в IX-X веках (1054 год был лишь завершением этого процесса). Действительно, претензии Западной империи на наследование древнего римского имени, соперничество с Константинополем по поводу того, какой император будет именоваться римским, началось с коронации Карла Великого в 800 году "римским императором" (столицей его стал Ахен). Римско-средиземноморский вектор был повернут на север. Византия продолжала именовать себя "империей ромеев". Ее "падение" 1453 года, по Филофею, тоже явление не столько военной, сколько духовно-конфессиональной сферы: катастрофа была Божьей карой за предательство веры на Ферраро-Флорентийском соборе 1438–1439 годов.
Третье упоминание Ромейского царства появляется в ключевых словах послания как характеристика "царства нашего государя".
Совершенно очевидно, что "Третий Рим" – это не только и даже не столько Москва, сколько царство, держава, функция которой – служить гарантом длительности земной истории человечества. Эта функция возникает не как претензия, а как результат конкретной исторической ситуации, естественно сложившихся условий: потери политической независимости всеми православными славянскими и балканскими царствами, падения Византии, "отпадения" первого ("великого", "ветхого") Рима. А функция, предназначение православного царя – заботиться о православных христианах, оберегая Церковь и обеспечивая внешние условия для благочестивой жизни. Мы уже говорили о том, что построения Филофея – это айсберг, автор афористически формулирует свои выводы, а механизм их получения остается как бы за кадром. Это разнообразные священные и святоотеческие тексты, события священной и мировой истории. Так, он упомянул "пророческие книги". Задача исследователя в том и состоит, чтобы понять ход мыслей Филофея, понять, какие "пророческие книги" имел он в виду и почему из этих книг он сделал такие выводы. Символы четырех царств древности: Вавилонского, Мидийского, Персидского и Македонского. Из греческой рукописи XI века.
Так вот, толкователи книги пророка Даниила объясняют, расшифровывают его слова как указание на четыре мировые империи, которые последовательно сменяют друг друга. Историософия древности и Средних веков исходила из представления о том, что существует одна-единственная мировая империя, которая может иметь разные воплощения, может менять свое географическое расположение, но остается той же империей. Самым древним ее воплощением считалась Вавилонская (или Ассиро-Вавилонская) империя, за ней следовали Мидийская (или Персидско-Мидийская), Греческая империя Александра Македонского, а последней – империя Римская, в которой в конце времен появится антихрист и будет уничтожен Иисусом Христом, после чего настанут "новое небо и новая земля", то есть вечное небесное царство Божие. По этой логике Римская империя становится гарантом того, что вплоть до конца времен, до апокалиптических событий никаких великих потрясений в земной истории уже не произойдет. В теории translatio imperii (передача, перенос) империя – это, в сознании того времени, если можно так выразиться, "переходящий вымпел", поэтому многие государства стремились отождествить себя с Римской империей, присвоить римское имя.
Сама мысль о "константинопольской вотчине" московских правителей – не русского, а западного происхождения. Впервые об этом в 1473 году Венецианский Сенат писал Ивану III, говоря о его правах, якобы возникающих на основе брака с представительницей императорского дома. А в 1518 году римский папа Лев X пытался привлечь московского великого князя к участию в очередном крестовом походе против турок, надеясь его соблазнить "константинопольской вотчиной". Это в плане реальной политики. Что касается историософии, то мысль о наследовании павшей империи была опасной: унаследовав ее судьбу, можно было повторить ее финал. Умы и других мыслителей того времени занимал вопрос о будущих судьбах царства. Так, дипломат и публицист Ф. И. Карпов, современник Филофея, в послании к митрополиту Даниилу обсуждал вопрос, чтó необходимо для того, чтобы гарантировать "вечность царства", и отвечал, что "закон и правда" нужны ему прежде всего, а не терпение как норма политической жизни. А Филофей возводил Третий Рим не к Византии. Размышляя о духовных путях, он находил более древние, а потому более прочные корни.
В XVI-XVII веках идея распространилась в церковной книжности, послания Филофея переписывались в многочисленных рукописных сборниках, при этом редакторы-составители и переписчики иногда строго и точно воспроизводили авторский текст, а иногда допускали "вольности", дополнения, а часто избирали отдельные фрагменты, содержание которых казалось им особенно важным и интересным. Один из современников Филофея, писавший спустя полтора-два десятилетия после него, решился даже вступить с ним в полемику, подвергнуть сомнению прочность "стояния" Третьего Рима. Сочинение этого анонимного автора написано "Об обидах Церкви". "Хотя царство Третьего Рима и стоит верою в православии, но добрых дел оскудение, и неправда умножилась, святые церкви и честные монастыри обидимы <...> Да не будет дивное се жилище беззакония наполнено!".
Ни Василий III, ни Иван Грозный ни разу на эту концепцию не ссылались. Иван IV любил другое сочинение – "Сказание о князьях Владимирских" – о происхождении русских князей от императора Августа. В ней представлена другая парадигма Августа, нежели в построениях Филофея: здесь он – властелин вселенной. Август начал разделять вселенную, и часть ее получил некий Прус, от которого пошла Прусская земля, а далеким его потомком был князь Рюрик, основатель династии Рюриковичей, а позднее и князья Владимирские. Именно эти идеи использовались в ряде случаев в идеологическом обосновании внешней политики Ивана IV. А про Москву как Третий Рим у него нет ни слова.
Важной вехой в истории идеи была эпоха учреждения патриаршества. Уложенная грамота Московского поместного Собора 1589 года, будучи памятником древнерусского канонического права, закрепила на историко-каноническом уровне определение "Третьего Рима". Почти ровно 1200 лет прошло с тех пор, как на II Вселенском (Константинопольском) Соборе (381 г.) столица Восточной Римской империи (именуемой в историографии Византией) получила (в III каноне) почетный титул "Нового Рима". "От пророчества к праву" – этой проблеме было посвящено специальное заседание Римского семинара. В грамоте Московского собора 1589 года формула Третьего Рима изложена от лица Константинопольского патриарха Иеремии II: "<...> твое же, о благочестивый царю, великое Росейское царствие, третий Рим, благочестием всех превзыде".
В XIX веке начинается научное изучение идеи. Впервые послания старца Филофея были опубликованы в "Православном собеседнике" в 1861–1863 годах, тогда-то о них узнала образованная публика (хотя эта публикация еще не была строго научной). Затем можно упомянуть работу В. Н. Малинина "Старец псковского Елеазарова монастыря Филофей и его послания" 1901 года, где Третий Рим рассматривается как эсхатологическая идея по преимуществу. Очень хорошая, кстати, книга, ее стоило бы переиздать.
Именно теперь начинает превалировать акцентировка тезиса об идее Третьего Рима как идее "византийского наследия", при этом сама Византия все более и более выступает с отрицательным знаком, как "презренная Византия"; в значительной степени воспроизводятся представления и оценки британского историка XVIII века Эдуарда Гиббона, собравшего большое количество негативных фактов и анекдотов из ее истории. В труде А. Тойнби, специально посвященном "византийскому наследию в России", названы три составные части этого наследия: тоталитаризм, цезарепапизм, ксенофобия. Вероятно, ему были известны работы Н. А. Бердяева, оказавшие большое влияние и на русскую эмиграцию, и на другие появившиеся на Западе труды. Суждения Тойнби вызвали дружную критику со стороны и его западных коллег, и представителей русского зарубежья (например, Д. Оболенского).
В работе Бердяева "Истоки и смысл русского коммунизма", опубликованной в 1938 году на трех языках, английском, французском и немецком, уже появляется трактовка идей старца Филофея как идей тоталитаристских. А в работе 1946 года "Русская идея" Бердяев пишет: "Империалистический соблазн входит в мессианское сознание", но никак этого не аргументирует. Точнее, он ссылается на русские духовные стихи, но политические идеи не выводимы из духовных стихов.
В истории идеи Третьего Рима в XX веке происходит как будто двойной перевертыш: сначала создается искаженное представление о самой Византии, а затем аналогичные оценки – через ее "наследие" – вписываются, вживляются в идею Третьего Рима, а через нее в русский менталитет как таковой. Следует отказаться от обеих крайностей в современной массовой культуре в отношении к Третьему Риму – и от тоталитаристских страшилок, и от панегирических воинственных построений. И то, и другое – всего лишь слабые человеческие мнения, искривление духовного пространства Третьего Рима. А как сказал анонимный современник Филофея, "всем страстям мати – мнение. Мнение – второе падение".
Подавляющее большинство тех, кто в наши дни публично обсуждает концепцию старца Филофея, вероятно, не прочитали его послание до конца. Заключительная его часть как раз и посвящена тому, как надо прожить период, предшествующий эсхатологическому концу, чем заполнить это историческое время. И он вводит понятие Божественного долготерпения. Господь потому долготерпит и не наказывает немедленно всякую неправду, что дает шанс каждому покаяться и спасти свою душу. Здесь уместно привести слова протоиерея Сергия Булгакова, сказанные в этой связи: "Конечно, никому не дано знать времена и сроки, когда Господь приидет, <...> и неизвестность времени конца истории не отменяет необходимости и обязанности жить, – ответственно и сознательно. Историю нужно прожить и изжить, а не то что кое-как окончить, пройдя чрез нее как чрез мрачный пустой коридор в Царствие Небесное".
по материалам: http://foma.ru/tretij-rim.html
Journal information