Отец устало вздохнул:
— Ведают-не ведают — должны ответить. Незнание закона не освобождает от ответа.
— Авва, — в голосе его звучала решимость, — ты смотришь на ситуацию слишком формально.
Седые кустистые брови поползли вверх:
— Да? Ну а как, по-твоему, мне на нее смотреть?
Он, сосредоточиваясь, на мгновение закрыл руками глаза — и тотчас убрал руки; пришло время поговорить о главном — и он начал немного издалека:
— Авва, не находишь ли ты, что для понимания ситуации и ее возможных последствий необходимо обладать причинно-следственным мышлением?
Отцу явно нравился такой ход мыслей, и он одобрительно кивнул:
— Допустим.
— Но чтобы обладать им, необходим соответствующий мыслительный аппарат, не так ли?
В этом суждении, безусловно, было что-то от формальной риторики, но, с другой стороны, вроде бы все логично…
— И? — отец всей своей позой выражал заинтересованное внимание.
— А у них нет этого аппарата. И знаешь, почему?
«Конечно, знаю», — вроде бы должен был значить кивок, но прозвучало другое:
— Какая разница, почему? Помнишь, что ты сделал со смоковницей, которая не плодоносила? И между прочим, сделал совершенно правильно. Когда система сбоит, ее переустанавливают. Важно, чтобы она корректно работала. Это всё, что от нее требуется.
Он склонил голову:
— Я нехорошо поступил со смоковницей, — и посмотрел прямо в глаза отцу, совершенно открыто: — Признаю свою ошибку. Она была живая. И не ее вина, что она не плодоносила. Потому что это не ее выбор. Понимаешь, авва?
Отец с любовью и тайной гордостью смотрел на него:
— Продолжай.
— Это твоя недоработка. Это ты сделал смоковницу неплодной. А люди получили от тебя несовершенный мыслительный аппарат. Понимаешь?
— Так… И что из этого следует?
— А вот что. Смоковница не может без твоей воли начать плодоносить, если ты сотворил ее неплодной. А люди… не могут научиться думать, если ты не дал им мозгов.
Отец поднял указательный палец левой руки:
— Э нет. Я дал им мозги, в том-то и дело, что дал. Но они не используют их по назначению. Равно как и сердце. Я предполагал, что мозг и сердце инициируют деятельное сочувствие и любовь; но их используют совсем в другом ключе. И поэтому…
— Авва, — он понизил голос и почти кричал — шепотом, — а кто их не научил использовать мозг и сердце по назначению?
Отец хмыкнул и развел руками:
— А кто просил его научить?
Разговор явно шел по кругу.
— Они не знают, что с ними что-то не в порядке, потому и не просят научить. Я же сказал: не ведают, что творят.
Отец снова поднял левый указательный палец:
— Вот именно. Получилась система, лишенная саморефлексии. Признаю свои ошибки. Но нужен перезапуск. Ошибки надо исправлять.
— Авва, они живые, понимаешь?.. — крик шепотом сорвался, словно струна лопнула.
— Понимаю, — вздохнул отец, — но есть ли у нас альтернатива?
— Есть, — глаза его светились вдохновением. — Я научу их!..
— Чему?!
— Я научу их понимать, что с ними что-то не то. И просить тебя это исправить. Дай им шанс.
Отец задумался:
— Но ведь они не воспользуются этим шансом. Так уже было…
— И будет, — продолжил сын. — И во веки веков.
— Аминь, — согласился отец.
http://ahilla.ru/otets-i-syn/
Journal information