hojja_nusreddin в Как Пушкин отлынивал от царского предложения возглавить дело народного просвещения
Николай Павлович через Бенкендорфа обратился к Пушкину с предложением заняться «предметами о воспитании юношества»:
- Мотив царя как будто раскрывается в словах письма Бенкендорфа:
- «И предмет сей должен представить вам тем обширнейший круг, что вы на опыте видели совершенно все пагубные последствия ложной системы воспитания»
Пушкин отнесся к делу с серьезностью недостаточною:
- Лишь после 2-го письма Бенкендорфа он наскоро набросал Записку,
- содержания чрезвычайно общего и неопределенного.
- Пушкин говорил, что он знает, чего от него хотели (Майков <Л.> Пушкин. — Спб., 1899; Днев-н<ик> Вульфа... — С. 177—178), и,
- может быть, потому и начинает с того, что ему должно было быть известно «на опыте»:
- «Последние происшествия обнаружили много печальных истин»
- Причины «происшествий» он не хочет видеть в одном только влиянии «чужеземного идеологизма»;
- корень всякого зла — «воспитание, или, лучше сказать, отсутствие воспитания».
- И он тотчас апеллирует к высочайшему манифесту (от 13 июля 1826 г.), где было сказано:
- «Не просвещению, но праздности ума — недостатку твердых познаний должно приписать сие своевольство мыслей» и т.д.
- Все это Пушкин заключает так: «Скажем более: одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия».
Но ведь весь вопрос для правительства, желавшего держать в своих руках все водительство просвещением, в том и состоял:
- чтобы найти идеи, которыми можно было оправдать и направить руководительство.
- На этот вопрос ответа у Пушкина нет, ибо не может считаться ответом предложение Пушкина:
--- сделать воспитание всецело государственным и
--- «представить чины целию и достоянием просвещения»
- Чины как цель просвещения были в духе русского общества — это сам Пушкин подчеркивает:
- «Чины сделались страстию русского народа», — но это — психологическая характеристика,
- а не обосновывающая возможную политику идея.
Воспитание же всецело государственное и подавление во что бы то ни стало воспитания частного:
- есть нечто столь дикое, столь несостоятельное внутренне, что перед ним бледнеет обскурантизм Магницкого и Шишкова.
- Казалось бы, такая мысль все же по духу самому Николаю Павловичу.
- Однако даже он поставил около этой фразы знак вопроса.
- Не потому ли, что он сознавал, что столь дикую мысль осуществлять во что бы то ни стало нельзя,
- а нужно было найти, во имя чего ее можно было оправдать.
- Этого-то Пушкин и не мог указать.
- У него выходило, что оправданием этого может быть все-таки само просвещение, которое и оставалось конечною целью,
- отчего государственное воспитание, как средство единственное и лучшее, невольно и само собою наводило на сомнения.
Судя по ответу государя, выраженному в резолюции и в письме Бенкендорфа:
- именно «просвещение», как последний аргумент его и не удовлетворяло.
- Было приказано ответить Пушкину:
- что выставленный им принцип, будто просвещение и гений есть все (que Instruction et le genie est tout), есть принцип ложный для всех правительств и
- что добрая нравственность, исполнение служебного долга, усердие (la morale, les services, le zele) должны быть предпочтены просвещению...
--- (Сухомлинов <М. И.> Исследования... —Т. И.—С. 238—246).
- Из этого видно, что никакой положительной идеи в этом деле у Николая Павловича не было:
- ибо о «доброй нравственности», казалось бы, Шишков все сказал.
- Для правительства, желавшего сохранить за собою интеллигентное руководительство, это было фатально.
- Срок наступил крайний, бил час последний...
Не прошло и года со времени переписки Бенкендорфа с Пушкиным, как юный Киреевский уже мечтал в письме к другу (А.И. Кошелеву):
«Не думай, однако же, чтобы я забыл, что я русский, и не считал себя обязанным действовать для блага своего отeчества.
Но мне кажется, что вне службы я могу быть ему полезнее, нежели употребляя все время на службу.
Я могу быть литератором, а содействовать к просвещению народа не есть ли величайшее благодеяние, которое можно ему сделать?
Все те, которые совпадают со мной в образе мыслей, будут моими сообщниками.
Все они будут литераторами, и у всех будет отражаться один дух.
Куда бы нас судьба ни завела и как 6ы обстоятельства ни разрознили, у нас все будет общая Целы благо отечества, и общее средство: литература».
То, чего не признал бы, может быть, и Пушкин и чего он не хотел выговорить:
- было безусловно чуждо Николаю Павловичу,
- как, может быть, и вообще русскому человеку - свобода просвещения, обучения, образования.
- Николай Павлович искал твердости, но — это есть верный признак ограниченности ума — думал,
- что твердость предполагает единообразие.
_______________________________________________________
Г.Г. ШПЁТ, "Очерк развития русской философии"
http://rud.exdat.com/docs/index-722096.html?page=12
- содержания чрезвычайно общего и неопределенного.
- Пушкин говорил, что он знает, чего от него хотели (Майков <Л.> Пушкин. — Спб., 1899; Днев-н<ик> Вульфа... — С. 177—178), и,
- может быть, потому и начинает с того, что ему должно было быть известно «на опыте»:
- «Последние происшествия обнаружили много печальных истин»
- Причины «происшествий» он не хочет видеть в одном только влиянии «чужеземного идеологизма»;
- корень всякого зла — «воспитание, или, лучше сказать, отсутствие воспитания».
- И он тотчас апеллирует к высочайшему манифесту (от 13 июля 1826 г.), где было сказано:
- «Не просвещению, но праздности ума — недостатку твердых познаний должно приписать сие своевольство мыслей» и т.д.
- Все это Пушкин заключает так: «Скажем более: одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия».
Но ведь весь вопрос для правительства, желавшего держать в своих руках все водительство просвещением, в том и состоял:
- чтобы найти идеи, которыми можно было оправдать и направить руководительство.
- На этот вопрос ответа у Пушкина нет, ибо не может считаться ответом предложение Пушкина:
--- сделать воспитание всецело государственным и
--- «представить чины целию и достоянием просвещения»
- Чины как цель просвещения были в духе русского общества — это сам Пушкин подчеркивает:
- «Чины сделались страстию русского народа», — но это — психологическая характеристика,
- а не обосновывающая возможную политику идея.
Воспитание же всецело государственное и подавление во что бы то ни стало воспитания частного:
- есть нечто столь дикое, столь несостоятельное внутренне, что перед ним бледнеет обскурантизм Магницкого и Шишкова.
- Казалось бы, такая мысль все же по духу самому Николаю Павловичу.
- Однако даже он поставил около этой фразы знак вопроса.
- Не потому ли, что он сознавал, что столь дикую мысль осуществлять во что бы то ни стало нельзя,
- а нужно было найти, во имя чего ее можно было оправдать.
- Этого-то Пушкин и не мог указать.
- У него выходило, что оправданием этого может быть все-таки само просвещение, которое и оставалось конечною целью,
- отчего государственное воспитание, как средство единственное и лучшее, невольно и само собою наводило на сомнения.
Судя по ответу государя, выраженному в резолюции и в письме Бенкендорфа:
- именно «просвещение», как последний аргумент его и не удовлетворяло.
- Было приказано ответить Пушкину:
- что выставленный им принцип, будто просвещение и гений есть все (que Instruction et le genie est tout), есть принцип ложный для всех правительств и
- что добрая нравственность, исполнение служебного долга, усердие (la morale, les services, le zele) должны быть предпочтены просвещению...
--- (Сухомлинов <М. И.> Исследования... —Т. И.—С. 238—246).
- Из этого видно, что никакой положительной идеи в этом деле у Николая Павловича не было:
- ибо о «доброй нравственности», казалось бы, Шишков все сказал.
- Для правительства, желавшего сохранить за собою интеллигентное руководительство, это было фатально.
- Срок наступил крайний, бил час последний...
Не прошло и года со времени переписки Бенкендорфа с Пушкиным, как юный Киреевский уже мечтал в письме к другу (А.И. Кошелеву):
«Не думай, однако же, чтобы я забыл, что я русский, и не считал себя обязанным действовать для блага своего отeчества.
Но мне кажется, что вне службы я могу быть ему полезнее, нежели употребляя все время на службу.
Я могу быть литератором, а содействовать к просвещению народа не есть ли величайшее благодеяние, которое можно ему сделать?
Все те, которые совпадают со мной в образе мыслей, будут моими сообщниками.
Все они будут литераторами, и у всех будет отражаться один дух.
Куда бы нас судьба ни завела и как 6ы обстоятельства ни разрознили, у нас все будет общая Целы благо отечества, и общее средство: литература».
То, чего не признал бы, может быть, и Пушкин и чего он не хотел выговорить:
- было безусловно чуждо Николаю Павловичу,
- как, может быть, и вообще русскому человеку - свобода просвещения, обучения, образования.
- Николай Павлович искал твердости, но — это есть верный признак ограниченности ума — думал,
- что твердость предполагает единообразие.
_______________________________________________________
Г.Г. ШПЁТ, "Очерк развития русской философии"
http://rud.exdat.com/docs/index-722096.html?page=12
Journal information